Недавние изменения, внесенные в Федеральный закон от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)»,
подняли новую волну дискуссий, и не только в профессиональном
юридическом сообществе. Ряд «общеполитических» СМИ уже окрестил эти
изменения возвращением к «лихим девяностым», когда банкротство было
популярным инструментом «передела собственности». Понять, куда движется
законодательство и каким путем — революционным или дореволюционным, —
поможет старший юрист компании Goltsblat BLP Антон Панченков.
— Изменения, внесенные в Закон о банкротстве, по объему сопоставимы с текстом самого Закона и в ряде случаев существенно изменяют баланс интересов сторон. Каким Вам видится общий смысл внесенных в Закон новелл и корректировок ранее существовавших норм?
— Сразу хотелось бы оговориться, что мы сходимся во мнении со
многими экспертами рынка несостоятельности (банкротства) в части
позитивной оценки изменений, внесенных перед Новым годом в Закон о
банкротстве несостоятельности.
Эти изменения, на наш взгляд, можно рассматривать с нескольких
позиций. С одной стороны, они явно свидетельствуют о развитии и
совершенствовании концепции, на которой основывался законодатель при
разработке редакции Закона о банкротстве, утвержденной в 2002 году. На
это, например, указывает дальнейшее смещение акцентов в сторону
самостоятельного внутреннего регулирования деятельности арбитражных
управляющих их собственным сообществом. Расширены компетенция и
возможности контроля со стороны саморегулируемых организаций
арбитражных управляющих деятельности их членов.
Теперь представители СРО могут без права голоса присутствовать на
собраниях кредиторов, а самим СРО предоставлены полномочия
ходатайствовать перед арбитражным судом об отстранении арбитражных
управляющих от его обязанностей в деле о банкротстве.
Причем, и это очень важно, такое отстранение согласно новой редакции
Закона о банкротстве является окончательным и бесповоротным. Даже в
случае признания определения арбитражного суда необоснованным
вышестоящей инстанцией управляющий не подлежит восстановлению в рамках
той же самой процедуры.
Несколько другой характер носят изменения, касающиеся взаимоотношений
арбитражного управляющего с кредиторами. Если раньше управляющий при
всех ограничениях являлся достаточно самостоятельной фигурой в сфере
банкротств, имевшей возможность вести свою игру, подчас вопреки воле
«владельцев» большей части требований в реестре, то теперь законодатель
рядом новелл установил его подчиненность интересам кредиторов. Одно то,
что новая формулировка Закона о банкротстве не предусматривает
предпринимательского характера деятельности арбитражных управляющих (с
1 января 2010 года будет отменена обязательность регистрации
арбитражных управляющих в качестве индивидуальных предпринимателей),
определяя ее как профессиональную деятельность, осуществляемую в форме
частной практики, подчеркивает обновленный подход законодателя в этом
вопросе.
На наш взгляд, такая позиция более чем логична. Основной целью
деятельности арбитражного управляющего в рамках банкротства должно быть
не извлечение предпринимательской прибыли, а обеспечение удовлетворения
требований кредиторов, в интересах которых дело о банкротстве и
возбуждается.
— И лимитирование расходов на проведение процедур, применяемых в деле о банкротстве выглядит как продолжение темы существенного сужения границ самостоятельности арбитражных управляющих, не так ли?
— Совершенно верно. С расходами, компенсируемыми за счет имущества
должника, законодатель вообще постарался внести максимальную ясность.
Как вы правильно заметили Закон о банкротстве установил предельные
размеры «процедурных» расходов, выраженные в процентном соотношении к
размеру балансовой стоимости активов должника, а максимум таких
расходов — в твердой денежной сумме, варьируемой для различных
должников в зависимости от его масштаба. Превышение лимитов расходов
возможно только на основании определения арбитражного суда, выносимого
по ходатайству арбитражного управляющего. Расходы на специалистов —
аудитора, оценщика, реестродержателя и т.п. — теперь можно осуществлять
только в случае законодательно предусмотренной обязанности привлечения
этих лиц.
Положения, регламентирующие порядок и условия осуществления
текущих платежей, подверглись еще более кардинальным изменениям. В
частности, установлена специальная очередность удовлетворения
требований кредиторов по текущим платежам, среди которых первое место
отдано расходам на проведение процедур, применяемых в деле о
банкротстве. Необходимо отметить, что из состава текущих платежей
исключены требования кредиторов по обязательствам, возникшим до даты
введения процедуры банкротства, срок исполнения которых наступил уже
после такой даты. Данные требования стали «очередными». Это, на наш
взгляд, поставит крест на комбинациях, при которых недобросовестные
руководители должников заключали задним числом договоры с
контрагентами, относя дату исполнения обязательств по ним на период
процедуры, применяемой в деле о банкротстве, и обеспечивая таким
образом «преимущественное» право этих кредиторов на получение
удовлетворения их требований.
Упомянутые новеллы также, как мне представляется, свидетельствуют
о подчинении процедуры интересам кредиторов, поскольку все так
называемые внеочередные платежи имеют свойство уменьшать имущественные
источники для расчетов с кредиторами, требования которых включены в
реестр.
— Не считаете ли Вы, что, столь жестко ограничив права и полномочия арбитражных управляющих, законодатель сделает их работу менее привлекательной?
— И да и нет. Хотелось бы надеяться, что профессия станет менее
привлекательной для тех людей, которые видят в ней исключительно
источник сиюминутного личного обогащения. В этом плане, безусловно,
позитивным является то, что Закон о банкротстве ставит новые барьеры на
пути бесконечного затягивания процедур, когда управляющий чуть ли не по
десять лет «сидел» на одном и том же объекте.
Кроме того, хочется надеяться, что добросовестные и компетентные
представители этой профессии, которых на самом деле достаточно много,
смогут увидеть в некоторых новеллах стимул для продуктивной работы в
соответствии с целями, которые очертил Закон о банкротстве. Если раньше
существовала практика, согласно которой многие конкурсные кредиторы и
особенно уполномоченный орган почти всегда голосовали за минимальный
размер вознаграждения арбитражному управляющему, то теперь законодатель
существенно скорректировал отношение к финансовому стимулированию его
деятельности.
Во-первых, в Законе о банкротстве установлены разумные размеры
фиксированной части вознаграждения, которая зависит от «размера»
должника.
Во-вторых, кредиторам предоставлено право как увеличения этих
сумм, так и назначения управляющему дополнительной, если хотите,
премиальной части вознаграждения за счет собственных средств.
Немаловажно, что Закон о банкротстве отныне позволяет арбитражным
управляющим компенсировать свои расходы, неразрывно связанные с
исполнением обязанностей в рамках процедур, применяемых в деле о
банкротстве.
— Внесение в Закон о банкротстве фактически двух новых глав — об арбитражных управляющих и о саморегулируемых организациях — перекликается с ранее озвученной идеей принятия самостоятельных законов об арбитражныху правляющих. Насколько оправданным, по Вашему мнению, является отказ от самостоятельного закона об арбитражных управляющих и внесение норм о СРО в Закон о банкротстве?
— Говорить о наличии в новой редакции Закона о банкротстве двух
обозначенных вами новых глав все-таки, наверное, преждевременно, потому
что в виде глав эти нормы не структурированы, а определенная часть
положений об арбитражных управляющих и саморегулируемых организациях
перекочевала из прошлой редакции Закона о банкротстве, претерпев по
пути определенные изменения, в том числе и смысловые.
Если оценивать мнение законодателя по поводу объединения указанных
норм, что называется, под «крышей» одного закона с правилами проведения
конкретных процедур, то оно, на наш взгляд, вполне уместна. Причина в
том, что отраслевая специфика деятельности СРО при таком подходе
логично находит свое отображение именно в отраслевых законах. Кроме
того, можно привести в пример некоторые страны так называемой
континентальной системы права, в силу понятных причин близкой нам, где
существуют кодексы банкротств. В этом свете наш Закон о банкротстве в
его обновленном виде вполне можно рассматривать как прообраз такого
кодекса.
— В новой редакции возвращена норма о праве на обращение с заявлением о банкротстве сразу после вступления в силу решения суда, подтверждающего права кредитора. В свое время ее изменили, установив обязанность кредитора сначала направить исполнительный лист приставам и выждать месяц — в рамках борьбы с «банкротными» рейдерскими захватами. Чем сейчас обосновывается, по Вашему мнению, ее возвращение?
— Как мне кажется, в определенной степени это связано со стремлением
сблизить стартовые позиции конкурсных кредиторов и уполномоченного
органа. Ведь последний, как и в предыдущей редакции положений закона,
вообще не связан необходимостью судебного доказывания своих притязаний
к должнику. И в этой части, на наш взгляд, наблюдался и наблюдается
дисбаланс в отношении уровня защиты государственных и частных интересов.
В то же время решение проблемы «балансировки» за счет исключения
нормы, фактически предписывавшей конкурсным кредиторам исчерпать все
способы взыскания задолженности до обращения к самой радикальной мере —
инициированию возбуждения дела о банкротстве, представляется шагом
рискованным. Об этом свидетельствовала практика применения предыдущей
версии Закона о банкротстве 1998 года, когда, как вы правильно
отметили, механизм защиты прав кредиторов далеко не всегда
использовался участниками рынка добросовестно. И все же можно
надеяться, что, поскольку должник оснащен определенным защитным
инструментарием, в частности на этапе рассмотрения обоснованности
заявления о признании его банкротом, а также принимая во внимание
существенное повышение качества так называемых процедурных норм закона,
количество дефектных банкротств, связанных со злоупотреблением
кредиторами правом на этапе обращения в суд с указанным заявлением, не
возрастет.
— Исключение нормы о возможности повторного собрания кредиторов в случае недостаточного кворума – это еще одна мера против злоупотреблений? Аналогичная норма, например, сохранена в Законе об АО, и существенных злоупотреблений при ее применении нет.
— Хотелось бы отметить, что практика недобросовестного применения
упомянутой нормы п. 3 ст. 58 Закона об АО все же достаточно
распространена. Именно поэтому для ряда, скажем так, агрессивных
структур, работающих на рынке слияний и поглощений, одной из основных
целей на определенном этапе атаки на объект поглощения является
консолидация пакета в 30 процентов обыкновенных акций, открывающего
путь к манипуляции с кворумом повторного собрания.
Но все же я не стал бы говорить о сходстве правового регулирования
порядка проведения общих собраний акционеров и собраний кредиторов,
поскольку во втором случае мы имеем дело не с органом управления
юридического лица, а с органом, принимающим ключевые решения по
вопросам процедур, применяемых в деле о банкротстве.
Это имеет принципиальное значение.
Порядок управления акционерным обществом, основы которого изложены
в Гражданском кодексе и соответствующем профильном законе, изначально
ориентирован на нормальные условия функционирования хозяйствующего
субъекта, в то время как Закон о банкротстве регулирует, если можно так
выразиться, особенности менеджмента в экстремальном режиме. Этот режим
вполне обоснованно требует дополнительной защиты прав кредиторов,
интересы которых институт банкротства в первую очередь и защищает.
Хотя бы по той причине, что в силу временной ограниченности процедур,
применяемых в деле о банкротстве, у кредиторов становится меньше
возможностей для оспаривания решений, которыми могут нарушаться их
права и законные интересы.
В этой связи мы позитивно оцениваем исключение из текста Закона о
банкротстве нормы, позволявшей считать легитимным собрание кредиторов,
на котором присутствует менее трети кредиторов.
— Поправки вводят норму о создании Единого федерального реестра сведений о банкротстве для публикации раскрываемых сведений. Считаете ли Вы достаточным столь ограниченный перечень норм, которыми регулируется формирование упомянутого реестра?
— Действительно, законодатель не стал особо распространяться на
тему реестра, ограничившись упоминанием того факта, что в него
включаются сведения, подлежащие официальному опубликованию в
соответствии с Законом о банкротстве. На первом этапе этого может быть
вполне достаточно, если реестр по замыслу разработчиков новых положений
закона имеет лишь информативное назначение. Но если изменение
содержащихся в нем данных будет порождать юридические последствия,
предусмотренные другими федеральными законами в отношении, например, Единого государственного реестра юридических лиц
или Единого государственного реестра прав на недвижимое имущество и
сделок с ним, тогда нынешняя рамочная конструкция однозначно будет
нуждаться в серьезной доработке.
Пока же стоит подождать издания подзаконного нормативного акта
(или серии актов) Министерства экономического развития в части
детализации порядка формирования и ведения Единого реестра сведений о
банкротстве, который согласно норме так называемого вводного закона
должен быть издан не позднее 1 января 2010 года. Примечательно, что в
Законе о банкротстве особо оговорена обязательность ведения Реестра в
электронном виде с обеспечением общедоступности содержащихся в нем
сведений путем их размещения в телекоммуникационных сетях общего
пользования.
На наш взгляд, стремление законодателя к максимальной открытости и
прозрачности процедур банкротства должно вызывать только положительные
эмоции. Участники хозяйственного оборота в случае успешной и
эффективной реализации идеи относительно Реестра получат дополнительную
защиту от неожиданных и не самых приятных «новостей» о своих
контрагентах, партнерах, а также, что еще более важно, объектах
инвестиций. Останется лишь озадачиться мониторингом данных Реестра.
