Дело Чеслава Боярского В 1951 г. отдел по борьбе с фальшивомонетничеством Министерства внутренних дел Франции получил из Банка Франции сообщение о появлении высококачественной подделки банкнот в 1000 франков. Эксперт, проверявший методом случайной выборки денежные пачки, обратил внимание на необычный хруст, издаваемый при смятии одной из купюр (для эксперта хруст купюры, а также дактильное (на ощупь) ощущение плотности бумаги являются признаками подлинности даже более красноречивыми, чем наличие водяных и скрытых печатных знаков ). Банкнота, привлекшая к себе внимание была внимательно изучена. Спектральный анализ показал, что изготовлена она была из настоящей денежной бумаги. Был использован метод глубокой печати, водяные знаки были нанесены правильно, но вот скрытые степени защиты были сделаны не все. Специалисты Банка Франции пришли к заключению, что перед ними высококлассная подделка, создатель которой сумел очень точно воспроизвести печатные матрицы 1000–франковой банкноты, но не раскрыл все степени ее защиты. Фальшивомонетчик (или группа таковых) смог наладить производство денежной бумаги, но при этом допустил некоторые отклонения от принятой Монетным двором технологии, отчего его продукция получила едва заметный специфический хруст.
Как бы там ни было, преступник смог успешно решить важнейшие в его промысле проблемы – добился очень точной передачи цветов и яркости рисунка, качественно воспроизвел бумагу и, наконец, освоил технику нанесения водяных знаков.
Полученная информация была оценена полицией как исключительно важная. Эксперты с определенностью указывали на то, что перед ними продукция одного и того же мастера. Обыкновенно фальшивки находили в деньгах, поступавших в отделения банков из крупных универсальных магазинов.
Проходил за годом год, не принося никаких перемен. Неизвестная мастерская печатала фальшивые деньги, Банк Франции время от времени их вылавливал, отдел по борьбе с фальшивомонетничеством – фиксировал подобные случаи, нарабатывая статистику.
В 1957 г. в оборот стали поступать поддельные банкноты достоинством 5000 франков. Послевоенная инфляция существенно обесценила труд преступников и те, очевидно, решили проиндексировать доходы от своего промысла.
Старший комиссар полиции Эмиль Бенаму, возглавивший отдел по борьбе с фальшивомонетничеством, обратился в Банк Франции с предложением уведомить население о преступной деятельности по подделке 5000 – франковых билетов. Он получил отказ – эксперты посчитали, что фальшивые деньги не имеют ни одного достоверного признака, по которому неспециалист мог бы отличить их от настоящих. Кроме того, подобное официальное обращение могло бы спровоцировать недоверие к банкнотам и существенно разбалансировать рынок.
После проведения во Франции в 1960 г. денежной реформы, неизвестная мастерская переключилась на выпуск 100–франковых банкнот нового образца.
Подделок стало поступать в оборот заметно больше. Удалось установить, что в оборот поступают банкноты четырех серий. Это была первая более или менее заметная подвижка в расследовании с 1951 г. В сентябре 1963 г. кассирам почтовых отделений и банковских касс Парижа было предложено обращать внимание на поступающие купюры достоинством 100 франков четырех поименованных серий и запоминать людей, предлагающих эти деньги к оплате.
Это было все, что отдел по борьбе с фальшивомонетничеством мог предложить для поимки неизвестного преступника – или преступников? – после 12 лет расследования.
В течение сентября – октября 1963 г. дважды фиксировалось поступление поддельных купюр означенных серий из почтового отделения на бульваре Бессьер, 43. Выглядело это так, словно некто с периодичностью примерно раз в месяц приходил на почту и “сбрасывал” подделки небольшими партиями.
Комиссар Э. Бенаму решил подготовиться к встрече неизвестного в ноябре. На место кассира был посажен полицейский, в задачу которого входило четко запоминать всех, расплачивающихся 100–франковыми купюрами, чтобы последующее опознание этих людей не вызвало затруднений. Полицейскому было запрещено расшифровывать себя; действовал он втайне от сотрудников почтового отделения и в течение некоторого времени приходил на работу словно обычный почтовый служащий.
Эта незримая вахта длилась почти четыре недели, когда 29 ноября 1963 г. покупку государственных облигаций оплатил 100–франковыми купюрами некий мужчина средних лет. Не успел он дойти до дверей почтового отделения, как кассир с уверенностью определил, что полученные только что деньги являются фальшивыми. Кроме того, в руках платившего он увидел целую пачку банкнот такого же номинала.
Не привлекая к себе внимания кассир сумел покинуть рабочее место и через уличное окно рассмотрел машину, в которую сел человек, расплатившийся поддельными деньгами.
Немедленная полицейская проверка показала , что владельцем машины являлся Алексей Шувалов . Через короткое время он был без колебаний опознан кассиром – полицейским как человек , расплатившийся за облигации четырьмя фальшивыми купюрами.
Алексей Шувалов – по французскому паспорту Алексис – родился в 1927 г. в г. Ницце в семье эмигрантов из России. Одно время он работал коммивояжером, на конец 1963 г. постоянной работы не имел, что, впрочем, не мешало ему вести жизнь обеспеченного человека.
После 29 ноября 1963 г. А. Шувалов попал под плотную опеку полиции. Проверялись все его контакты, прослушивались телефонные разговоры, контролировались все платежи, служба наружного наблюдения регистрировала его перемещения. Но шло время – и ничего не происходило. Алексей Шувалов вел жизнь вполне законопослушного человека, не совершая ничего противозаконного.
Вплоть до 23 декабря 1963 г. никто не видел в руках этого человека поддельных денег. Но 23 декабря Алексей Шувалов сел в свою машину и отправился в продолжительный вояж по банкам , почтовым отделениям и магазинам Парижа . Где–то он покупал облигации государственного займа , где – то оплачивал различные покупки. Но едва Алексей Шувалов покидал очередной пункт своих платежей, как туда заходил офицер из отдела по борьбе с фальшивомонетничеством и изымал из кассы купюры, которыми расплачивался этот человек. Все банкноты немедленно отправлялись на экспертизу в Банк Франции для проверки их подлинности экспертами. Полученные от них заключения были однозначны: 100 – франковые билеты поддельны.
Из всего происшедшего 23 декабря 1963 г. полиция сделала несколько важных для себя выводов: во–первых, стало ясно, что А. Шувалов попал в поле зрения полиции не случайно и он на самом деле является сбытчиком поддельных денег; во–вторых, безусловно обнадеживало то, что он до сих пор не обнаружил полицейскую слежку; но, в–третьих, оставался по – прежнему неустановленным источник получения фальшивок Шуваловым.
Тайный обыск квартиры Алексиса Шувалова показал, что в ней не занимались типографскими работами. Практически не вызывало сомнений получение Шуваловым подделок от некоего, пока неустановленного, производителя. Чтобы вскрыть связи этого человека и выйти на всю цепочку фальшивомонетчиков, полицейские решили не задерживать Шувалова, а продолжить за ним скрытое наблюдение.
В течение недели тот вел абсолютно обыкновенную жизнь, не совершая никаких подозрительных действий, но в самый канун Нового года – 30 декабря 1963 г. – последовал очередной вояж по банковским отделениям. Полиция действовала как и прежде – изымая и проверяя деньги, которыми платил Шувалов; его 100–франковые билеты опять оказались фальшивыми.
Следующая вылазка имела место 7 января 1964 г.
Шувалов всякий раз действовал по одной схеме: он приобретал высоколиквидные государственные ценные бумаги в разных местах и, расплачиваясь, сбрасывал несколько поддельных купюр, совершенно не бросавшихся в глаза в массе настоящих денег. Для фальшивомонетчика это был оптимальнейший вариант размена подделок.
Хотя и после 7 января 1964 г. полиция так и не смогла установить каким именно образом поддельные деньги попадали к Шувалову, было решено пресечь его деятельность, арестовав с поличным.
Удобный случай представился 17 января 1964 г., когда Алексей Шувалов опять отправился в обход банковских филиалов и почтовых отделений. К задержанию он отнесся очень спокойно, сопротивления полиции не оказал, на допросе демонстрировал готовность сотрудничать со следствием. Вообще, в его поведении не было ничего заговорщического или подозрительного. Он заявил, что ничего не знает о поддельных деньгах и после минутного раздумья уверенно назвал человека, от которого получил пачку 100 – франковых билетов: им оказался его двоюродный брат, этнический француз Антуан Довгье.
Доставленный через полтора часа на допрос А. Довгье тоже выглядел скорее удивленным, нежели напуганным. Как и А. Шувалов он быстро и уверенно назвал происхождение пачки 100–франковых банкнот: она была ми получена от некоего Чеслава Боярского. Человек этот проживал в городе – спутнике Парижа Монжироне, на авеню Сен – Ар, дом 33 . Это был вполне респектабельный человек: Монжирон – место для богатых, дом Ч. Боярского – двухэтажный коттедж с ухоженным садом.
Комиссар Эмиль Бенаму, боясь лишиться фактора внезапности, решил действовать без проволочек и лично возглавил полицейский кортеж, отправившийся на задержание Ч. Боярского. Он не имел на руках санкций прокурора на арест подозреваемого и обыск помещений, но решил пренебречь формальностями. О том , что сотрудники отдела по борьбе с фальшивомонетничеством идут по горячим следам и с часу на час возьмут серьезного преступника, было проинформировано высшее руководство Министерства внутренних дел .
Чеслав Боярский был дома и сам открыл дверь полицейским. Он оказался человеком крохотного росточка – всего 1 м. 58 см. Поэтому когда он потребовал санкции прокурора на обыск, полицейские предпочли его не услышать, и просто отодвинули с порога. В холле первого этажа в кресле стоял “дипломат”. Несмотря на протесты владельца и отказ предоставить полицейским ключи, портфель открыли, сломав замки – внутри оказались пачки 100 – франковых банковских билетов. Когда Ч. Боярский стал утверждать, что это деньги настоящие, потому что получены из банка, Э. Бенаму рассмеялся ему в лицо.
Последовал доклад Министру внутренних дел о задержании подозреваемого и обнаружении портфеля, заполненного его "продукцией”.
Найденные у Боярского деньги повезли на экспертизу, самого Чеслава – на допрос, а в его доме осталась большая группа полицейских для проведения обыска. Им была поставлена задача найти типографию.
То, что случилось потом, достойно пера лучших мастеров детективного жанра, с той лишь разницей, произошло это не в их воображении, а в реальной жизни.
Заключение экспертов Банка Франции было однозначным: деньги, доставленные из дома Ч. Боярского настоящие. А к утру 18 января 1964 г. пришел доклад от группы, проводившей обыск в Монжироне: в доме Чеслава Боярского не было найдено никаких следов типографских работ.
Можно предположить, что услыхав это, посмеялся теперь уже Боярский.
Впрочем , арестованные так и не вышли на свободу. Полицейские перешли к методичным допросам. Следует сказать, что хотя Эмиль Бенаму имел абсолютно нефранцузское происхождение и образ мышления (араб-алжирец, в годы Сопротивления де Голля работавший в его контрразведке), все же он был человеком, оказавшимся в нужное время в нужном месте. За те годы, что он возглавлял отдел по борьбе с фальшивомонетничеством, за подделку денег и ценных бумаг (аккредитивов, векселей, почтовых переводов, пенсионных документов и пр.) были осуждены более 200 человек. Для подобных штучных преступлений, весьма сложных в обнаружении и раскрытии, это выдающийся результат!
Из троих задержанных наибольшее внимание к себе привлекал Ч. Боярский. По своим человеческим качествам – собранный, не теряющий самообладания, с аналитическим складом мышления – он лучше прочих подходил на роль вдохновителя и организатора преступной группы. Кроме того, из обширной практики полицейские знали, что обычно функции изготовителя и распространителя фальшивых денег не совмещаются; традиционно этим занимались разные члены преступной группы.
Чеслав Боярский родился в 1912 г. в городке Ланцуг, на западной окраине Российской империи. В конце двадцатых он учился в политехникуме г. Львова, изучал там политэкономию, затем уехал в Германию. Там, в г. Данциге он окончил университет и получил диплом архитектора. Сентябрь 1939 г. Чеслав Боярский встретил офицером польской армии, после ее разгрома фашистскими войсками ему чудом удалось бежать во Францию. После падения Франции он бежит снова – к де Голлю ; становится участником движения Сопротивления. Можно сказать, что Чеслав Боярский один из тех немногих людей, кто был участником Второй Мировой войны от первого ее выстрела, до последнего. После 1945 г., как активный участник Французского Сопротивления, он получил возможность легализоваться во Франции – сначала получает вид на жительство, а затем и гражданство. Впрочем, его польский и немецкий дипломы не были признаны, поэтому он так и не смог найти работу по специальности. Ч. Боярский пытался заниматься изобретательством; круг его интересов – химия полимеров, краски, клеи, бытовая электротехника. В голодные послевоенные годы он умудрился запатентовать массу интересных и оригинальных устройств и механизмов – это и экономичные электробритвы, и насосы для поливки газонов, и хлеборезки, и офисные машинки для уничтожения бумаг, и т. д. и т. п. Все это оказывается никому не нужным барахлом; Европа второй половины 40–х годов – это глубокий послевоенный кризис, коллапсирующий потребительский рынок, галопирующая инфляция.
Но вот через каких–то 5–6 лет у Чеслава Боярского оказывается счет в швейцарском банке; он выплачивает все свои долги, женится на молодой француженке из состоятельной семьи. Любопытно то, что швейцарский банк, куда Боярский поместил в 1950 г. свои деньги, лопнул и одно время Чеслав вел переписку в надежде спасти вклад. Эмиль Бенаму обнаружил эти письма и они–то и послужили первым поводом для серьезных допросов.
Чеслав Боярский попытался доказать, что женившись в 1948 г., он решил все свои имущественные проблемы. Полицейские самым тщательным образом изучили его семейную бухгалтерию и пришли к выводу, что около 1949 г. у него появился некий неявный источник доходов, дававший год от года все больше и больше денег. Никакого легального источника поступления денег обвиняемый назвать не мог.
В самом конце января 1964 г. Антуан Довгье, опираясь на ст. 138 Уголовного кодекса (“Лицо, замешанное в афере с фальшивыми деньгами, освобождается от ответственности, в случае выдачи правосудию сообщников”), вступил в сговор со следствием. Получив гарантию прокуратуры, что обвинение на суде не станет требовать его заключения в тюрьму, А. Довгье дал подробные показания о деятельности преступной группы.
Он в частности заявил, что изготовителем поддельных купюр являлся именно Чеслав Боярский; сам же Довгье был всего лишь их распространителем; Шувалова привлек к деятельности он – Довгье – но с санкции Боярского. Боярский же их инструктировал о способах распространения поддельных банкнот, так, в частности, он неоднократно повторял запрет на любые попытки обмена через банковские организации. Т.о., Алексей Шувало , проводя свои обмены через почтовые отделения и банковские филиалы, грубо нарушил полученные инструкции. Свои подделки Ч. Боярский продавал за настоящие франки, причем, А. Довгье, как более старый клиент, пользовался скидкой – он покупал 100 фальшивых франков за 70 настоящих, в то время как А. Шувалов – за 75.
Даже получив весьма красноречивые и достоверные показания Антуана Довгье, полиция так и не смогла добиться признания Чеслава Боярского. Стало ясно, что на его сотрудничество со следствием расчитывать не приходится. Это означало, что полицейским предстоит самим отыскать типографию фальшивомонетчика. Антуан Довгье при всем своем старании так и не смог указать ни одного момента, способного послужить хотя бы косвенной подсказкой полиции в каком направлении ей следует искать.
Следователи убедились, что ни жена Ч. Боярского, ни ее родители не подозревали о преступной деятельности мужа и зятя. Кроме того, в доме в Монжироне не было найдено никаких следов типографских работ. Все это укрепляло полицейских во мнении, что фальшивки изготавливались где – то в другом месте.
Были внимательно изучены маршруты поездок Чеслава Боярского за послевоенные годы. Требовалось отыскать такое помещение, где он мог уединяться хотя бы на 10–12 часов без риска внезапного посещения хозяином этого помещения или иными посторонними людьми ; при этом помещение должно было быть хорошо защищенным от взлома случайным квартирным вором. Это помещение должно было иметь подведеное элетропитание и водопровод. При всей кажущейся простоте этой задачи, внимательный анализ приводил к мысли, что подобных помещение не могло быть много. Снимаемое жилье можно было отметать сразу – за 10 с лишним лет своей подпольной деятельности Чеслав Боярский, скорее всего, привлек бы внимание какого–нибудь арендодателя странными нерегулярными посещениями. Идеальными представлялись строения, находившиеся либо в собственности самого Боярского - какой–нибудь садовый домик, лодочный гараж и пр. – либо его надежных друзей. Но ничего подобного обнаружить не удалось.
Это заставило комиссара Э. Бенаму вернуться к рассмотрению дома в Монжироне в качестве места изготовления фальшивок. Изучая документацию на это здание, комиссар обратил внимание на то, что автором проекта здания, построенного в 1960 г., был сам Ч. Боярский, дипломированный архитектор. Эмиль Бенаму заподозрил существование в доме конструктивно заложенного тайного помещения или помещений, остающихся скрытыми при обычном обыске. История криминалистики знает ряд ставших хрестоматийными случаев, когда преступники, рассматривая жилье как неотъемлемый элемент (и даже инструмент) своей преступной деятельности, с особой тщательностью приспосабливали его к своим нуждам. (Классический пример – самый, пожалуй, известный американский преступник 19–го столетия Х. Х. Холмс, построивший специальный дом – ловушку с лабиринтом комнат и коридоров. В нем он охотился за своими жертвами, как за дичью. Было доказано, что в этом доме были убиты по меньшей мере 8 женщин. Всего же Холмс сознался в 27 убийствах, хотя, возможно, их было больше. Дом маньяка Гамба из романа Ричарда Харриса “Молчания ягнят” не есть авторская выдумка; очевидно, он имеет своим прототипом дом Холмса.).
Комиссар Эмиль Бенаму, не желая повторять допущенную 17 января 1964 г ошибку, подготовился к повторному обыску основательно. Он даже получил специальное разрешение на разборку дома в Монжироне, полагая, что придется разбивать несущие стены, после чего здание не уцелеет.
Тщательный обмер подвала и первого этажа не показал расхождений в величинах площадей. Тогда полицейские приступили к снятию полов. И на восьмом часу обыска был обнаружен прекрасно замаскированный лаз из кабинета на первом этаже в подземное помещение. Узкая лестница была устроена прямо в толще несущей стены, само же тайное помещение было вынесено за периметр подвала, потому–то ни из подвала, ни с поверхности земли его не представлялось возможным обнаружить. Площадь обнаруженной комнаты составляла всего 6 кв. метров, но этого вполне хватило, чтобы разместить в ней уникальную типографию Чеслава Боярского.
Поначалу эксперты просто не могли поверить, что всего на 6 кв. метрах безработный архитектор сумел воспроизвести весь технологический цикл производства банкнот – от изготовления бумаги, до искусственного старения.
Узнав, что его типография обнаружена, Чеслав Боярский прекратил запираться и стал давать показания.
Начало его удивительной типографии положила покупка в 1948 г. всего за 200 франков …старого биде. Из него он сделал мельницу для измельчения в пыль бумаги. Перетерев несколько мелких банкнот, Чеслав Боярский понял, что в его руках уникальный материал для изготовления фальшивых денег. Очевидно, что подделки, напечатанные на настоящей денежной бумаге, будут много надежнее тех, в изготовлении которых применялся ее заменитель. Довольно быстро Чеслав Боярский освоил выпуск качественных листов бумаги нужной толщины из мелких денежных купюр, повторив, по сути, открытие китайцами бумаги за 1000 лет до того.
Затем он принялся практиковаться в гравировке, стал изучать краски, наблюдать за изменениями защитных знаков банкнот различных номиналов и серий. По сути Чеслав Боярский за два года самостоятельно изучил целый комплекс прикладных наук, связанных с производством денег. Аналитический склад мышления, обучаемость, упорство и безусловная одаренность этого человека привели его к успеху – созданный им печатный комплекс производил подделки исключительно высокого качества. После печати деньги Боярского подвергались искусственному старению: для этого он стирал их в сепараторе, жарил в специальной печке, мял в мешочке с бытовой пылью. После неоднократного проведения такого рода процедур краска на купюрах несколько выцветала, на местах сгибов появлялись потертости, на краях – надрывы; сами купюры приобретали сероватый оттенок, характерный для не новых банкнот.
Первая купюра была изготовлена к Рождеству 1950 г. До 1954 г. Ч. Боярский изготавливал только 1000–франковые билеты, которые сбывал только по–одному и всегда сам. Добившись материальной независимости, Чеслав Боярский сделал попытку оставить свой бизнес. С 1954 г. по 1957 г. он занимался только изобретательством, получал патенты, пытался продвинуть на рынок свои удивительные фантазии. Не добившись в этом успеха, он вернулся к прежнему промыслу.
Теперь он работал над 5000–франковыми банкнотами. И столь же успешно. Денежная реформа убрала нули с французских купюр, но не сделала Чеслава Боярского беднее. Он привлек к сотрудничеству Антуана Довгье, тот – Алексиса Шувалова.
В апреле 1964 г. в ходе следственного эксперимента Чеслав Боярский продемонстрировал все этапы изготовления денег. Только после этого Министерство внутренних дел Франции разрешило ознакомить прессу с материалами расследования.
Боярский и его деятельность надолго приковали к себе внимание журналистов. Безусловное несоответствие одаренности этого человека той цели, на которую оказались направлены в конечном итоге все его усилия, придавали его образу трагизм. Значительная часть французских журналистов увидела в “деле Боярского”, прежде всего, свидетельство несовершенства общественных отношений, не позволивших одаренному человеку занять достойное место в жизни. Поэтому многие репортажи имели явно сочувствующий обвиняемому оттенок. Другая же часть журналистского сообщества была склонна изображать Чеслава Боярского человеком хитрым, изворотливым и нераскаявшимся, который отплатил стране, давшей ему убежище от коммунистической власти в Польше, черной неблагодарностью. Фальшивомонетчика окрестили “негодяем в превосходной степени” и это прозвище настолько укрепилось за Чеславом Боярским, что даже на суде прокурор несколько раз именно такими словами отозвался о нем.
В 1965 г. Боярский попадает в тюремную больницу. Ему диагностируют туберкулез и что еще хуже – рак костного мозга. Он отказывается от операций, не желая оставаться в тюрьме инвалидом. Следует признать безусловное личное мужество, с каким он держался под следствием и на суде.
Были предприняты все возможные усилия для ускорения следствия, дабы передать Боярского под суд, пока это еще было возможно по состоянию его здоровья.
Судебный процесс открылся 12 мая 1966 г. Обвинение представлял прокурор Шарасс, его поддерживал Президент адвокатской палаты г. Парижа Шресте, который являлся истцом от Банка Франции. Защищали Боярского адвокаты Тиссадр и Дебре. Вел процесс судья Перес, вердикт о виновности или невиновности обвиняемых должны были вынести 10 присяжных заседателей.
Накануне судебного процесса Чеслав Боярский официально сообщил в Банк Франции, что распологает изобретением особой денежной бумаги, которую невозможно будет подделать. Очевидно, он рассчитывал получить от властей предложение о сотрудничестве и пойти на внесудебный сговор. Попытка эта успехом не увенчалась – Банк Франции уведомил, что незаинтересован в изобретениях Боярского, а адвокаты обвиняемого были вынуждены под угрозой снятия с процесса дать подписку о неразглашении этого эпизода в суде.
Боярский признал себя виновным частично, Довгье – полностью признал вину, Шувалов – вину свою не признал. Банк Франции оценил прямой ущерб от деятельности группы Боярского в 1,1 млн. новых франков; общий же – в 3,6 млн. Действительный эквивалент выпущенных фальшивомонетчиком денег так и не был установлен, а сам он в этом вопросе сотрудничать со следствием отказался. Можно предположить, что реальная сумма отпечатанных им и пущенных в оборот денег существенно превышала сумму, выявленную экспертами Банка Франции.
Судья Перес в ходе процесса неоднократно допускал оскорбительные сентенции в адрес Боярского. Много времени он уделил разбору ситуации, сложившейся при крахе швейцарского банка, в который Боярский положил деньги. Замечания судьи носили откровенно ироничный оттенок, на который обратили внимание все присутствовавшие на процессе журналисты. Когда Боярский заговорил о своих изобретениях, которые он никак не мог пустить в производство, судья Перес заносчиво остановил его словами: “Вам не вменяются в вину изобретения, которые никому не пригодились! Это не преступление, а всего лишь Ваше дилетанство !” Чтобы назвать дилетантом человека, чьи изобретения на 12 лет лишили покоя Банк Франции и Министерство внутренних дел, следовало быть по – настоящему неумным. Кроме того, Председатель суда допускал порой весьма любопытные оговорки, послужившие пищей для последующих комментариев в прессе. Так, в первый же день суда он простодушно спросил Боярского: “Бывает, люди решаются на воровство, даже на убийство, но почему Вы предпочли фальшивые деньги?” Следуя логике судьи, преступления против личности, даже такие, как убийства, были меньшим злом, чем преступления против Банка Франции.
Самое забавное, что судья Перес за свою заносчивость поплатился прямо на этом же процессе. После допроса эксперта Банка Франции, прочитавшего краткую лекцию о технологии опознания подделок Боярского, судья решил показать всем присутствовавшим в зале сколь элементарно проделать все то, о чем говорил эксперт. Перес потребовал подать ему пару из тех купюр, которые принес в суд эксперт. Ему передали пару банкнот достоинством в 1000 старых франков. Судья несколько минут в полной тишине сминал и расправлял деньги, затем принялся их тереть. “Может быть, настоящие?” – не очень уверенно предположил он в конце – концов (эксперт принес с собой как настоящие, так и поддельные деньги и было непонятно, какие именно банкноты он передал судье ). Купюры передали Боярскому, чтобы выслушать его заключение. Фальшивомонетчик едва взглянул на них, и не стал даже брать деньги в руки. “Как дилетант поздравляю Вас, господин Председатель”, - заявил он судье, - “Деньги настоящие”. Слова Чеслава Боярского вызвали взрыв хохота в зале суда.
В другой раз зал огласился хохотом присутствоваших – и самих обвиняемых! – когда прокурор Шарасс в полемическом запале возопил: “Низшей точкой падения было то, что он ни разу не удосужился уплатить налоги!” Патетика прокурора была явно неуместной – требовать от фальшивомонетчика уплаты подоходного налога, значило выходить за рамки всякого здравого смысла.
Немалое оживление в зале суда вызвало абсолютно серьезное заявление Алексея Шувалова, выдержанное в том духе, что, дескать, он не подозревал о происхождении сбываемых банкнот. Когда удивленный судья попросил объяснить, каковым может быть происхождение банкнот, предлагаемых за 0,75 своего номинала, Шувалов не моргнув глазом ответил: “Я полагал, они ворованные”. Преступник пытался казаться наивнее, чем был на самом деле, подтвердив всем своим поведением хорошо известное правило – на скамье подсудимых каждый за себя!
Антуан Довгье поливал грязью своих подельников. Он действовал по согласованию с прокуратурой и демонстрировал полное раскаяние, вряд ли искреннее. Однако, он оказался первым фальшивомонетчиком в новейшей истории Франции, к которому в полной мере была применена статья 138, гарантировавшая ненаказуемость преступника, в случае сотрудничества с правохранительными органами. Поскольку Антуан Довгье вступил в сговор со следствием еще на начальной стадии расследования и очень помог в разоблачении Чеслава Боярского, государственный обвинитель не стал требовать вынесения ему обвинительного приговора.
Приговор был оглашен 14 мая 1966 г. Чеслав Боярский получил 20 лет тюремного заключения ( прокурор требовал пожизненного ), Алексис Шувалов – 5 лет (прокурор предлагал ограничиться сроком, уже проведенным в заключении) , Антуан Довгье был выпущен на свободу.
Можно без преувеличения утверждать, что Чеслав Боярский стоит в ряду самых самых выдающихся фальшивомонетчиков – одиночек всех времен и народов. Он самостоятельно провел колоссальную работу по раскрытию технологических секретов производства бумажных денег и хотя не распологал вначале никакой специальной информацией и даже не имел профильного образования, сумел добиться выдающихся успехов. Он обобщил огромный объем информации в области полиграфии, механики, химии и вошел в историю криминалистики ярчайшим образчиком талантливого изобретателя - самородка, который направил свой недюженный талант против общества, в котором жил.
